Был Владимир
Орел еще молодым, начинающим актером.
Чуть ли не первая роль - образ Сергея
Тюленина в спектакле "Молодая
гвардия" Ворошиловградского
музыкально-драматического театра. В
начале семидесятых на Украине, как,
впрочем, везде, очень подобострастно,
фантастически уважительно относились
к партийным руководителям. По их
указанию и ставились "датские"
спектакли, то есть приуроченные к
годовщинам Октябрьской революции,
юбилеям Советской власти, открытиям
партсъездов… Театр-то был
идеологическим инструментом КПСС как-никак!
Довелось им,
исполнителям ролей молодогвардейцев,
однажды предстать перед членами
Украинского ЦК, секретарями обкомов,
инструкторами и прочими вершителями
народной судьбы.
За кулисами
у актеров жуткое волнение, дрожь в
коленках, мертвецки холодные руки,
страх в глазах, испарина на челе…
Начали пролог. Он же эпилог, так как
картина по ходу спектакля повторялась
дважды… Молодогвардейцев ведут на
казнь. Все останавливаются у шахты и
произносят свою знаменитую клятву.
Первым идет исполнитель Олега
Кошевого и говорит:
"Я – Олег Кошевой". Это реплика
для следующего актера, который
произносит: "Я – Иван Земнухов".
За ним идет Орел. Только он
приготовился открыть рот, как идущая
за ним "Люба Шевцова" патетически
заявляет: "Я – Сергей Тюленин!"
В
театре – паника. За кулисами кто-то
кричит: "Занавес!" Никто не берет
на себя смелость его закрыть в самом
начале спектакля. Директор бьется в
истерике: "Уволю сейчас же, без
выходного пособия! Подсудное дело!
Идеологическая диверсия!". А из
партийных чиновников никто ничего и
не заметил. Уж очень они благодарили
после спектакля за сориентированную
на курс партии работу.
...Как-то
Орел держал перед многочисленной
аудиторией приветственную речь, в
конце которой должен был зачитать
поздравительную телеграмму из Москвы.
Перед финалом обнаружилось, что
оратор оставил свои очки далеко за
пределами кафедры. Пытаясь разобрать
текст, он все дальше и дальше удалял от
глаз красочный бланк.
-
Не волнуйтесь, господа, зрение у меня
хорошее... Просто руки короткие...
...
Он же рассказывает: "Где-то в
Тернопольской области было дело. Я
только получил диплом, приехал в
Луганск, меня ввели на роль в
спектакле "Наследство", который
чаще всего играли перед сельчанами.
Приезжаем в замечательную украинскую
деревню. Все в садах. Теплынь! Воздух
чистейший! Но клубик маленький,
старенький, ни к чему не пригодный.
Потолки низкие, сцена прогнившая.
Принимаем решение играть в чудном
саду. Среди яблонь и вишен. Большая
площадка. Раскинули декорации. Народ
вынес стульчики, скамейки. В первом
ряду сидят председатель колхоза,
парторг, предсельсовета. Рядом
центральная улица, по которой то и
дело, урча и тарахтя, проезжают
трактора и машины. Но это секундные
помехи... Принимают замечательно!
Вдруг подъезжает на мотоцикле "Минск"
- в простонародье "козле" - парень
полюбопытствовать, выяснить
подробности происходящего. Фара горит.
Движок работает. Пых-пых-пых. Трах-пых-пых.
Думаем: что делать? Сейчас-то я и сам бы
вышел из положения, ввернул бы в текст
что-нибудь только для него
предназначенное, так, чтобы он понял. А
тогда ведь все молодые были, неопытные...
Встает
председатель колхоза и на украинском
языке говорит: "Хлопцы, стий!" В
буквальном смысле остановил наше
действие. Мы удивились, но играть
прекратили. Он обращается к
мотоциклисту: "Мыкола! Да глуши ты
его к бисовой матери!" Это мягкий
пересказ. Мыкола мотоцикл заглушил.
Председатель нам: "Хлопцы, давай
дале!" Мы и продолжили.
