вход на сайт
немного истории
гастроли
премьеры
актеры
репертуар месяца
фестиваль "Золотой конек"
наши спонсоры
тюменское отделение СТД
литературная страничка
главная страничка
|
* * *
Быть
или не быть? Простой вопрос. Он к сердцу человечества прирос. Его не оторвать и не избыть, он вечно точит: быть или не быть?
Решиться
ли, перешагнуть ли ту, неведомого страшную черту, привычную покинуть темноту и оказаться - голым - на свету?
Когда
ты вдруг уперся в свой тупик - в жестокую обманутость, в усталость, а может быть в бессилие и старость, тогда - кому он надобен, твой лик, тогда на свете - что тебе осталось?
Да,
быть или не быть - вопрос не прост, когда он вырастает в полный рост и сердце поднимает на дыбы - как быть тогда и где ответ добыть?
Да,
быть! На солнце рвется существо, ему в лучах живительных неплохо, тепло и сухо... Но больней всего, когда вопросом тяжела эпоха, когда на “быть” ложится тенью “бить”, когда убийц спешат боготворить и фанатично следуют тому, что дико, дико сердцу и уму...
Что ж, может апокалипсис и прав, и нет на этот мир иных управ... А может, все ж, самим вопрос решить, самим ответить:
быть - или не быть?
1966
- 1995
Звездная
Дюймовочка
В
сонме звезд, больших и малых, человек ее заметил, – так легко она мерцала, не теряясь в звездном свете,
так
внимательно смотрела в человеческую душу, от вселенского предела расстоянья не нарушив…
Только
вдруг, каким-то чудом, улетучилась оттуда, оказалась близко, рядом, захватила темным взглядом.
А
вокруг сиянье плыло, лучезарье ослепленья, растворяло, уносило за мгновением мгновенье.
Утопающий
глазами в этой темени бездонной, человек опешил, замер, изумленно, ослепленно…
Сердце
билось исступленно, пьяно голову кружило, – и стоял, заполоненный властной, ласковою силой.
И
тогда ему открылось таинство в обычном виде: на листочке легкокрылом он Дюймовочку увидел.
На
оторванном от ветки плавно выгнутом листочке надувался парус ветром, унося листок в потоке.
Ухватив
рукою мачту, на листке она стояла, тонким стебельком маяча, уплывала, уплывала…
Обернулась
напряженно, властный зов метнула взглядом, – человечек удивленный оказался с нею рядом.
И
возникло чудо, – были оба рослы и нормальны, и куда-то плыли – плыли, став родными моментально.
И
о чем-то говорили, и глаза в глаза смотрели, и про ветер позабыли, так душой друг друга грели.
На
смерть схваченный любовью, он сжимал ее в объятье, – невозможно чуждой воле друг от друга оторвать их!
В
лица им летели брызги, вихри мчали в карусели, и бесились чьи-то взвизги, что-то им вослед свистели…
Вдруг
волной хлестнуло встречной, так рвануло мощным ветром, что смахнуло человечка, он очнулся – человеком.
Бури
– словно не бывало, словно не было листочка, и по-прежнему мерцала в небе светленькая точка.
И
досель из дали звездной, из вселенского тумана, то ли в шутку, то ль серьезно человека манит, манит…
29 апреля 2000
* * *
Лесной, сквозной весенний шум, зеленым льющийся потоком... забыв дела, теряя сроки, я им, как воздухом, дышу.
Как
воду - пью его прохладу, ловлю в ладони листьев плеск... Мне лучшей музыки не надо, когда звучит весенний лес.
Я
снова молод, безупречен, я вновь у радужных начал, как будто не сгибала плечи мои свинцовая печаль.
Что
стало скучным - вновь занятно, как переливы облаков, все непонятное - понятно, все многотрудное - легко.
И
взлет душевный не обманчив, и все желанья по плечу, и даже, верю, солнца зайчик я изловчусь - и ухвачу!
1966 Лениногорск
* * *
Нежной
зеленью вспрыснуты ветви, над черешнями пчелы звенят... Не излить мне весенних приветствий, засмотреться на солнечный сад!
Я
люблю эту пору цветенья, приносимую ярой весной, за накопленных сил пробужденье, за веселую звень над землей...
Но
сильнее – за напоминанье этой чудо-порою о том, что мы в неукротимом дерзанье, в возрождении вечном живем!
...Первой
послевоенной весною я, тогда лейтенант молодой, в парк зашел предвечерней порою со своей офицерской братвой. Незнакомая девушка, встретив нас случайно и путь уступив, мне сказала: “Сегодня в газете напечатаны ваши стихи”, – эти самые, верхние строки... Я – “Спасибо!” – сказал на ходу и взлетел вдруг незримо – высоко, в упоительную высоту... И, с друзьями бродя в этот вечер, в сонме звезд неотрывно витал, озирая легко бесконечность, целиком – от начала начал. Словно послевоенное время улыбнулось приветливо мне, и казалось, что строчками теми я помог проявиться весне...
1946
- 1997
* * *
Выходит
из зелени свет, поглощенный за
лето, свое отработал – и вновь получает свободу, и столько вокруг золотисто-багряного цвета, а брызги росы
– будто капли рабочего пота...
И
солнце на листьях с удвоенной силой лучится, остылое в меру, приятно усталое солнце, и в осень глядится
– как будто собою гордится, а осень прядет паутинок льняных волоконца.
А
осень прядет серебристо-прозрачную пряжу, ярка и нарядна, как будто на праздник одета. У осени праздник, прощально-отчаянный праздник, и радостно это, хоть жаль нам сгоревшего лета
1965
Столовая гора
(Осетинская
легенда)
Князь, недобрый
колдун, сватал дочь у царя. На беду - чабана полюбила царевна и бежала с желанным в чужие края, но настиг их в пути старца наговор
гневный.
Утомилась
царевна, вздремнуть прилегла - стало камнем холодным прекрасное
тело. Чабана на охоту тропа повела - не вернулся назад, между скал
затвердел он.
Будет вечно
царевна горою лежать, если выйти за старого не согласится, будут воды и ветры ее сокрушать... Но не хочет она колдуну покориться.
Так она уже
тысячелетья лежит, силуэт ее виден с большого
пространства, и любуются люди на древний гранит, как на символ любви и пример постоянства.
* * *
Короткие
минуты озарения, и даже не минуты, а мгновения, мгновения такого откровения, когда тебе становится легко, и видишь необычно далеко, и слышишь наяву такие звуки, в которых бездна радости и муки, и возникает плавно твой полет, воздушный, нескончаемый, свободный, неведомая даль тебя зовет, и ты легко летишь – куда угодно. А голова немыслимо ясна, и мысли в ней – как ценная награда, и цель тебе становится видна, и руки могут сделать все, что надо...
Но
вот, как после молнии ночной, что огненным сполохом ослепила, опять тебе становится темно, еще темней, чем перед вспышкой было.
И
мыслей никаких как будто нет, и ничего-то не умеют руки, а музыки в душе – простыл и след, и только пустота в тебе, в округе...
16
июля 1995
Одиночество
Все
вижу – всю земную красоту, все слышу – и слова, и взрывы смеха, а говорю как будто в пустоту – в ответ ловлю лишь собственное эхо...
А
это значит – ты пришло опять, знакомое без имени, без отчества, и как же не приметить, не узнать тебя, мое родное одиночество.
Пожалуй –
ты со мною родилось, вот почему всю жизнь сопровождало, лишь отдыхать предпочитало врозь
– и вновь тихонько к горлу подступало.
Ты
дотерпело до моих седин, витая в окружающем эфире... Хоть ты со мной – и, значит, не один я в этом страшном и прекрасном мире.
16
июля 1995
* * *
Застеклил
морозец лужи,
даже грязь посеребрил...
Если ты кому-то нужен –
прибывает столько сил,
что
в любую непогоду,
поборов озноба дрожь,
позабыв свои невзгоды,
ты в любую даль пойдешь.
Будешь
мыслями загружен,
энергичен, увлечен...
Все преграды – нипочем,
если ты
кому-то нужен!
1986
* * *
Отшумела
листва
на кустах, на деревьях,
разлетелась окружно
вразброс – в перекос,
только ива пока
в одиночестве дремлет
под нависшею массой
нечесаных косм.
Видно
не до красы
меж друзей оголенных,
так что здесь неуместен
эстетский упрек, –
и стоит, шебарша
головою склоненной,
ожидая и свой
завершающий срок.
В
этом – грусть и печаль,
но – ни капли трагедий,
в этом видится некий
вселенский урок.
Таково у природы
крутое наследие:
одарение впрок,
отпускаемый срок...
* * *
Да,
конечно, объективно –
существует мир земной,
и миры, что ночью дивной
полыхают надо мной.
Существуют
эти зори,
свежесть утренней земли,
и распахнутое море,
что теряется вдали.
Существует
черный космос
и бездонный микромир,
порождая те вопросы,
что решаются людьми.
Только
все без человека
будто и не существует –
не текут куда-то реки,
тучи в небе не кочуют,
сонм
галактик не бушует,
в бесконечности кружась, –
будто и не существует
вечности взаимосвязь...
Кто
поймет и кто оценит
это чудо из чудес –
и весеннее цветенье,
и земное притяженье,
и высокий смысл небес?
Ах,
хитра ты суть извечная, –
кроясь в бездне голубой,
как глазами человечьими
ты любуешься собой!
23
января 1996
Время
Время,
друг ты мне или недруг?
Напрямик, по-мужски скажи!
Поглощают твои ненасытные недра
возрастные мои рубежи, –
поглотили
мое деревенское детство,
юность,
взрослости пору мою...
От тебя – никуда не деться,
с глазу на глаз с тобой стою.
Все,
что сделано мною было
для людей,
для себя одного –
время, ты ничего не забыло,
ни малейшей вины не простило
и не сбросило ничего.
Я
чутьем тебя воспринимаю
как огромный
катящийся круг, –
ты и даришь – и отнимаешь,
окрыляешь – и осаждаешь,
исцеляешь – и убиваешь,
вновь с собою
зовешь поутру...
Что же ты от меня скрываешь,
чем нежданным осадишь вдруг?
Никому
никогда не подвластное,
всем владеющее без труда,
неподкупное, беспристрастное,
драгоценное и прекрасное,
ты само – исчезающий дар...
В
панибратство с тобой не играю
и, корысти в душе не тая,
все полнее тебя понимая,
всю суровость твою принимаю,
время,
мой беспощадный судья!
1965
- 1996
Новогодний
снег
Тихо
падает снег новогодний на усталую землю... Эту древнюю сказку сегодня с беспокойством приемлю.
Где ты,
чистый восторг осветленья, отголосок из детства? На воздушное это явленье я не мог наглядеться.
Серебристые
чудо-снежинки и легки и полетны... Были вы без единой пылинки, а сегодня - кислотны.
Вся
планета в кислотных ожогах и пропитана смрадом. У нее, очевидно, изжога - За терпенье награда.
Бьют
под вздох ей гигантские взрывы неуемно, жестоко, и похожи на нервные срывы наводнений потоки.
Нервным
тиком - землетрясенья сокрушают планету, и летит ураганом смятенье по белому свету...
В
безрассудном, дурном поединке мест святых не осталось. Белой марлей ложатся снежинки на земную усталость...
Что же
с нами, землянами, будет поздно ли, рано ль? Неужели, действительно, люди - лишь зарвавшиеся обезьяны?
Неужели
в эпохе грядущей, формулируя вкратце, на снежок, в новогодье идущий, будет некому любоваться?
январь 1989
* * *
Бессмыслица
и мудрость, жаркий холод, агатовый, бездонно - темный свет... Шуршащий день мгновением расколот, летит листвою, укрывая след.
А след
бежит запутанно и сложно, как явь и бред, минуя листопад... Остановить мгновение возможно, возможно время повернуть назад,
обратным
ходом заглянуть в былое и улететь в грядущие века. Да, в наше время, больше, чем в иное, в клубок смешалось всякое такое, чему определенья нет пока.
Соседствует
пещерное дикарство с проникновеньем в тайны бытия...
Возможно,
это сущности лекарство, а может - эволюции штукарство но чудится вселенское коварство, своей коварной сути не тая...
1995
Предчувствие (Анатолию Симсону)
Неслышно
придет рассвет июля - и в небо хлынет с зарею кровь, и сонное утро утонет в гуле морских и воздушных крейсеров.
И
пятнами кровь лазурь облепит, замутит седых океанов глубь... Пройдет по земле предсмертный трепет, живых за собой унося во мглу.
И
станет юность еще короче, и многих жизней порвется нить... Но никакою могильной ночью Земли-старушки не сокрушить.
Не
знаю, будем ли мы живыми, увидим ли снова росу, рассвет... Но если умрем - так умрем во имя нетленного счастья грядущих лет!
(11
января 1947)
Я
писал так тебе, Анатолий, в свой последний армейский год от “холодной” опасности, что ли, - кто теперь те тревоги поймет?"
Я
писал это искренно, истово, все еще переполнен войной, - мир тогда, в мире, в общем-то выстоял, тень угрозы прошла стороной.
Жили
мы увлеченно, без устали, не всегда озираясь вокруг, только снова оно, предчувствие, завладело сердцами вдруг...
Нам
открылось вдруг нечто иное - гибнет мир в неразумье людском, куда глубже сердца беспокоя в плане обще - земно - человеческом.
Так
какой же теперь отвагой отфутболить нашествие бед, на какой директивной бумаге напечатает время ответ?
16 июня 1997
|