– Вилнис
Мартынович, для начала хочу напомнить
вам один служебный эпизод из вашей
театральной деятельности. Привели вас
однажды служебные дела в Министерство
культуры Латвии к министру Раймонду
Паулсу, и тот, познакомившись, как
принято говорить, с «коллегой по цеху»
из далекого сибирского города,
воскликнул: «Господи, а ты-то как там
оказался?»
– В
принципе, так и было.
– А не могли
бы вы и читателям ответить на вопрос
Раймонда Вольдемаровича?
Действительно, а как вы оказались в
Сибири?
– Очень
просто…
…Даугавпилс.
Центральный железнодорожный вокзал.
Большое каменное строение, а рядышком
особняк со сквериком… В особняке
разместилась многодетная семья
железнодорожного служащего Мартына
Пинтиса, и его младшему сыну Вилнису
этот сквер запомнился как самый
дорогой и милый сердцу уголок родины.
Перед самой
войной волей обстоятельств семья
перебралась на некоторое время в
Круспилс. Заняла половину дома,
разделив кров с другими жильцами.
Главе семейства новая власть не
смогла предоставить полноценной
квартиры, и его перевели на другую
станцию, где удалось подыскать
подходящее жилье. Семья оставалась в
Круспилсе, ожидая возвращения отца и
скорого переезда на новое место
жительства.
Но вот 14
июня 1941 года в 4 часа утра в дверь
квартиры Пинтисов постучали. Но это
был не отец. Незваные гости – люди в
гимнастерках, перепоясанных
новенькими ремнями, бросили короткое:
«Собирайтесь» и увели всех, кто был
дома, – восьмилетнего Вилниса, его
сестру и маму – к стоящему на запасных
путях эшелону.
Много лет
позже Вилнис с оставшимися в живых
после Великой войны родственниками
задавал вопросы: «Почему взяли именно
их? Чем не устраивала советскую власть
семья железнодорожника Пинтиса,
владевшего всеми рабочими
специальностями самой пролетарской
профессии?» Догадок было много.
Правильным оказался один ответ.
Соседи. Это они, посчитав себя
потесненными хозяевами дома, донесли
на Пинтисов в НКВД, а карательные
органы добросовестно выполнили свои
обязанности.
Конечным
пунктом следования эшелона, набитого
«врагами народа», оказалась станция
Енисей под Красноярском. Разместили
их у забора, что тянулся вдоль
станционных путей… На целую неделю.
Вилнис запомнил, как во время дождя
сооружали из одеяла полог и заползали
под него, согревая друг друга своим
теплом… Потом был Назаровский район,
вновь Красноярск. И везде люди в
гимнастерках заставляли его маму
подписать документ о добровольном
переселении из Латвии. Несмотря на
угрозы, она настойчиво интересовалась
судьбой своего мужа и отвечала только
одно: «Нет».
Пароход с
черной надписью на капитанском
мостике «Иосиф Сталин» отшвартовался
от красноярской пристани и допыхтел
вниз по Енисею аж до Игарки…
В Игарке
поселились в бараке, холодном и темном
даже в самый солнечный и ясный день.
Мама от зари до зари трудилась на
рыбзаводе. Начала работать и сестра.
Вилнис же, незаметно для себя
научившись говорить на незнакомом
ранее языке, водился с местными
ребятишками и детьми переселенцев.
Среди которых были и земляки.
Человек
может привыкнуть ко всему, но жизнь в
Игарке никак не входила в более-менее
привычный ритм и преподносила Вилнису
все новые и новые испытания. Умерла
мама, давал о себе знать порок сердца у
сестры, больничный матрац на
выкрашенной белой краской кровати
стал привычной постелью и для Вилниса…
После
смерти матери наступили самые тяжелые
дни. Вилнис бродил по Игарке, иногда
его кормили в столовых милосердные
поварихи, не забывалась и тропинка к
больнице, где его встречали как
родного врачи и медсестры. Один из
визитов к старым больничным знакомым
оказался для него спасительным.
Лидия
Валентиновна Вершинская зашла на
минутку к подруге, увидела мальчика и
сказала: «Возьму-ка я его к себе». Была
у нее как у заведующей детскими яслями
своя квартирка, там и поселился Вилнис…
В 1945 году Вершинские переехали в
Красноярск, а с ними и Вилнис,
потерявший связь с сестрой,
перевезенной органами НКВД из Игарки
куда-то еще. Вилнис стал Виктором, его
под фамилией Вершинский, с липовой
метрикой устроили в школу. Но
ненадолго. Объявился какой-то человек,
сказал, что якобы выполняет поручение
отца, судьба которого неизвестна и по
сей день, и увез мальчишку в Латвию, в
интернат. Но и там Вилнис-Виктор
прожил всего неделю. Разговорился как-то
поутру общительный мальчуган с одной
женщиной. Рассказал ей, кто он, откуда,
где жил до войны, назвал всех своих
теток по линии матери, сестер.
крестных, оставшихся в Латвии.
– Дорогу
найти сможешь? – выслушала его
женщина.
– Да,
конечно! – уверенно ответил Вилнис.
Тогда
женщина собрала небольшой узелок,
отвезла мальчика на вокзал и купили
билет на поезд. Ехать от Риги всего
четыре часа, и к обеду Вилнис уже стоял
против знакомого дома. И, о счастье!
Мальчика встретила его родная тетя! А
чуть позже на соседнем хуторе
повстречался он и со своей старшей
сестрой. Самой любимой, потому что как
самая взрослая дочь в семье была она
Вилнису няней и руки ее, нежные и
добрые, напоминали мамины…
– Вот так и
состоялось мое знакомство с Сибирью-матушкой.
И все-таки, как бы ни было печально и
трагично для меня пережитое в ссылке,
не считаю себя несчастным человеком. Я
везучий, ведь я выжил. И низкий поклон
за это русским женщинам, которые в
лихую для меня годину делили без того
скудные пайки на равные части для
своих детей и для белокурого латыша,
укутывали в лютые морозы в
спасительные одежки, привечали и
добрым словом, и теплым кровом. До сих
пор живет в Красноярске Лидия
Валентиновна Вершинская. Я называю ее
мамой, мы встречаемся, общаемся, и
всякий раз я пытаюсь уговорить ее
перебраться к себе…
– Последний
и совсем неслучайный вопрос. Вилнис
Мартынович, складывается
артистическая династия, во главе
которой – вы. Ведь так?
– Да. Моя
жена Анта Николаевна Колиниченко –
актриса Тюменского театра драмы и
комедии. Наша дочь Ингрид – главный
концертмейстер оркестра Рижского
театра оперетты. Она закончила
Латвийскую консерваторию по классу
скрипки…
– В Риге, да
и в других городах иногда можно видеть
афиши, приглашающие в престижные
филармонические залы на сольные
концерты Ингрид Пинтис. Выходит, ваша
фамилия вернулась на родину и
возродилась в Латвии уже как
артистическая?
– Выходит, так…
Поддержит ли династию внучка Анечка,
говорить пока рано, хотя уже сейчас
видно, что аудитории она не боится и
перед публикой стеснений не
испытывает.
