История семьи в двух частях с антрактом и без оркестра. В Тюменском драматическом театре сегодня премьера — Алексей Пешков "Васса Железнова". Трогательный рассказ о крепости родственных уз и тяжести фамильного капитала в постановке Александра Цодикова.

Нет нужды напоминать сюжет: он знаком по многочисленным постановкам, в том числе по известному фильму Глеба Панфилова 1983 года. Жили были Железновы, и не все в семье ладилось… Неоднозначная пьеса Горького с многомерными отношениями членов немногочисленной семьи к ее центральному персонажу, Вассе Железновой была взята Александром Цодиковым в первом варианте, где еще не пахнет классовыми спорами.

У тюменцев "Семья" вышла в меру страшная, в меру жалкая, под стать заявленному жанру — трагифарс. Началось все символически — с появления на сцене мертвой птицы в руках Геннадия Баширова (Прохор Железнов). Птица, "распятая" на стене, стращает зрителей недолго, потом сердобольные героини просят унести гадость из комнат вон. В какой-то момент на сцене возникает семейная фотография, семья собирается вместе и замирает, выдерживая статичность фотопортрета. Идиллию нарушает вынесенная за скобки Васса Петровна, она в прах разметает возникшее было чувство единения. А финал, чуждый символизма, вроде бы настраивает на то, чтобы помечтать вместе с главной героиней о будущем, о "милых звериках", резвящихся в саду, и посочувствовать "зверикам", уже выросшим, выброшенным из семьи и отлученным от наследства. Но в счастливый финал святого семейства не очень-то верится, да и настоящего сочувствия она не вызывает, поскольку простота, а часто грубость обращения, жестокость по отношению к близким не способна вырастить любовь и понимание, которых, хоть немного, требует от детей главная героиня.

Васса Железнова в исполнении Елены Самохиной — дама строгая и своенравная, как и подобает промышленнице, взявшей многотысячное семейное дело в свои руки. Но она то и дело проявляет женскую мягкость, слабину и заботливость, цепляясь за рукав бесчувственного Михаила (Владимир Орел) или отстраняя служанку и самостоятельно готовя стол для семейного чаепития. В царящий в доме Железновых матриархат поэтому поверить сложно, но зрители вынуждены это сделать, так как альтернативы нет по сценарию. Мужчины в семье — два взрослых женатых сына — Семен (Сергей Скобелев), Павел (Алексей Иноземцев) и дядя Прохор — не спешат взять на себя роль столпа, опоры разросшегося семейного древа. В ожидании смерти хозяина, которая формально поставит точку в семейных дрязгах о наследстве, наследники раскачивают хрупкий семейный уклад и в конце концов рушат его вдребезги. Как Прохор Железнов в изнеможении запускает стулом в ненавистного племянника и с оглушительным звоном в гулкой тишине замершего зала вышибает оконное стекло, которое потом Михайло, вездесущий управляющий, забивает деревянным щитом. Действительно, два доминирующих бытовых звука в постановке — звон разбитого стекла и деревянный стук, когда забивают окно. И то и другое может говорить только о крахе семьи и, скорее, о деревянном стуке молотка по крышке некого гроба, чем о починке.

Выморочные сыновья Вассы Петровны показаны истеричными, себялюбивыми, недальновидными и жадными людьми без полутонов. Алексей Иноземцев в роли Павла, условной семейной жертвы, к тому же отмеченной физическим уродством, срывается порой на ор, в котором не слышно предполагаемого текста, но юродивость свою Павел удачно отыгрывает, завернувшись с головой в покрывало, и так бродя по сцене. Получается несколько по-квновски, зато точно.

Большое доверие возникает к образу Липы в исполнении Ольги Игониной. Эта страдающая душа мечется с самоваром, поправляет скатерть, мечется под шлепками и тычками домашних, шпионит за ними для хозяйки, мучается от содеянного когда-то детоубийства, травит дядюшку и в итоге сама решает наложить на себя руки — все с большой самоотдачей. Первая часть спектакля весомо заканчивается тайным выносом тела простоволосой служанки. Михайло выносит Липу на плече, кладет на скатерть, которую та сама стелила, заворачивает тело и скрывается с ним за декорацией. У Горького о смерти Липы говорят постфактум. Действие, как таковое, полное наивного символизма, появилось в пьесе волей постановщика, как и неожиданно распятый голубь.

Один из важных центральных персонажей, лиричный образ Людмилы, пронзительно светлого, доверчивого существа, цепляющегося за мечту о райском саде, в исполнении Татьяны Телегиной получается несколько смазанным, тусклым и поэтому отходит на второй план. Героиня, кстати, одна из всего женского состава семейства, щеголяет в неоправданно коротком непритязательном платьице годов так 60-х, открывающем коленки. Наряд записной, по Горькому, красотки завершают толстые вязанные носки на босу ногу и тапочки. Костюмы у героев в целом не производят впечатления исторической правды, все они условны, и условно не играют ролей. Так, городская офицерша Анна (Марина Слепнева) появляется в брюках и псевдоромантическом томном шарфе, управляющий Михайло носит черную водолазку, а сама Васса Петровна предстает перед зрителями в наряде офисной дамы.

Эта пьеса, привычная скорее в реалистических декорациях, решена тюменским театром в манере, далекой от традиционной классики. Герои, говорящие на языке начала прошлого века, действуют в декорациях скорее символических, состоящих сплошь из углов и узких ходов, откуда появляются и куда исчезают герои. Сценография решена в единой коричневой гамме. Ее не нарушает, а словно вмешивается, врезается в некое единство интерьера голубятня. В особо трагические моменты специальное устройство внутри клетки вздымает в воздух облака перьев, отвлекая от происходящего на сцене. Довершает картину центральный образ пространства — стол, собирающий всю семью, который служит и метательным снарядом, и смертным ложем, и общественной трибуной.

Семья Железновых в тюменской постановке скучно и прогнозируемо развалилась. Жалкая в своем желании получить немного любви и сочувствия тиранша Железнова распрощалась с детьми и осталась при капитале, как пчелиная матка, строить на руинах и свежих могилах новую, более счастливую семью. Мрачное одиночество центральной фигуры сгладили две, следующие по стопам матери-матки молодые женщины, которые тоже — одиноки и склонны к мечтам и иллюзиям.

I Назад I